В цюрихском Kunsthaus, наконец-то, почти достроили Chipperfield здание (открытие 9 октября), так что логистика в основных корпусах снова понятная, хоть и опять тонна Giacometti, у него явно госконтракт, что внутри, что на экспорт.
Младенец с титькой, избиение младенцев, спиленный лес на холме, мельницы, знаменитые голландские горы и бегство в Египет (1525?), Adriaen Isenbrandt — меняем резкость и оптику где надо, там почётче, здесь помельче, тут плавнее, и всё в одном, удивительно удобно и практично.
Зимний пейзаж с конькокатайцами (17 век), Hendrick Avercamp — как всегда, все очень светло и даже пёстро и симпатично, хоть и малый ледниковый период; а у соседнего Aert van der Neer, где тоже все замёрзло, на фоне огромный пожар, но люди так же катаются на коньках, как ни в чем не бывало (1660).
Ничего не изменится и в 1913 году, по крайней мере на петербургском пейзаже с замёрзшей Невой (1913), Félix Valloton — только на льду никого уже нет, и через год начнётся война.
Pieter Brueghel второй, с четырьмя пословицами, все как на подбор: метать (розы) перед свиньями, садиться на два стула, будить спящую кошку, отмывать солнечный свет (1596) — долго, видимо, в запасниках лежали, вытащили на злобу дня.
Ну и триптих с бреющимся мужиком в невозможных клетках (1970), Francis Bacon — чудеса композиции и наглядная гештальт-терапия в картинках, три отражения Бога в зеркалах; пусть и висит как иллюстрация к контексту вокруг того же Giacometti, дескать, фигуративное искусство в Европе в то время не пропало; да только стóит всех этих джакометтиевских ходульных фигур.
В целом Базель всё равно выигрывает в национальном культурном забеге: там Kunstmuseum и больше, и лучше, и сто лет назад уже поддостроен местными Herzog & de Meuron, а ещё же и других музеев полно, и в музыкальных видах спорта тоже тебе и Basel Sinfonietta, и местный симфонический, и ансамбли новой музыки — бороздят просторы космических концертных залов.
У каждого свой бреющийся мужик в клетке.
4886